Задать вопрос

    Плинии и поcледний день Помпеи

    27 апреля 2016

    К. Плиний Цецилий Секунд (С. Plinius  Caecilius  Secundus)  родился  на севере Италии, около озера Комо, приблизительно в 61-62 г. н. э., в  богатой семье всадника.

    Его отец умер в молодых годах, и осиротевший мальчик был взят на воспитание, а затем и усыновлен своим  дядей  К.  Плинием  Секундом, знаменитым писателем, который погиб при извержении Везувия в 79 г.  (из  его произведений сохранилась и дошла до нас "Естественная  история"  ("Naturalis historia"). Плиний,  которого  стали  называть   Младшим,   отличаясь   ораторскими способностями, прошел  всю  лестницу  государственных  должностей.  Он  имел широкий круг  друзей.  В своих письмах к Тациту Плиний рассказывает об извержении Везувия в 79 году, свидетелем которого он был (Письма, VI-16, VI-20). 

    "...приблизительно в 7 часов дня [в 1 час пополудни], моя мать сообщила дяде, что появилась туча, необычайная и по своей величине и по внешнему виду. Перед тем он, погревшись на солнце, принял холодную ванну, после чего наслаждался, отдыхая и занимаясь. Он тотчас  поднялся,  потребовал  сандалии,  взошел  на возвышенное место, откуда лучше всего можно было наблюдать это явление.  Над какой горой поднималась она, эта туча, - для наблюдающих издали было  трудно решить; спустя некоторое время стало известно, что это был  Везувий.  И  вот эта туча, поднимаясь кверху в воздух, больше всего по образу и подобию могла быть, сравнена с сосной.  Возносясь к небу,  как  исполинский  ствол,  она наверху расходилась как будто какими-то ветвями. Может быть,  сильный  ветер поднял ее кверху, а затем стих, и она остановилась, потом же  под  действием собственной тяжести стала, изгибаясь, раздаваться в ширину. Она казалась  то белой, то грязновато-черной, то с пятнами  разных  цветов,  как  будто  она,состояла из земли или пепла.  Мой дядя, как  ученый-исследователь,  решил,что ему важно ознакомиться с таким важным явлением с более  близкого  места. Он велит приготовить свой быстроходный  либурнский  корабль;  он  предлагает мне, если я хочу, отправиться с ним. Я ответил, что предпочитаю  заниматься: как раз перед тем он сам дал мне одно письменное задание.  Он уже  выходил из дому, как получил записку от  Ректины,  крайне испуганной угрожающей опасностью (ее вилла находилась поблизости от Везувия, и бежать и спастись оттуда можно  было  только  на  кораблях):  она  умоляла спасти ее от такой страшной опасности.  Тогда он изменил свое  решение,  и то, что  он  начал  делать  ради  научного  интереса,  он  решил  выполнить, побуждаемый, как герой, своим великодушием.  Он  велит  спустить  квадриремы, садится на одну из них сам, с тем чтобы подать помощь не только Ректине, но и многим другим жителям, густо заселившим это очаровательное  место." 

    "Уже первый час дня, а свет неверный, словно больной. Дома вокруг трясет; на открытой узкой площадке очень страшно; вот-вот они рухнут. Решено, наконец, уходить из города; за нами идет толпа людей, потерявших голову и предпочитающих чужое решение своему; с перепугу это кажется разумным; нас давят и толкают в этом скопище уходящих. Выйдя за город, мы останавливаемся. Сколько удивительного и сколько страшного мы пережили! Повозки, которым было приказано нас сопровождать, на совершенно ровном месте кидало в разные стороны; несмотря на подложенные камни, они не могли устоять на одном и том же месте. Мы видели, как море отходит назад; земля, сотрясаясь, как бы отталкивала его. Берег явно продвигался вперед; много морских животных застряло в сухом песке. С другой стороны черная страшная туча, которую прорывали в разных местах перебегающие огненные зигзаги; она разверзалась широкими полыхающими полосами, похожими на молнии, но большими. Тогда тот же испанский знакомец обращается к нам с речью настоятельной: "если твой брат и твой дядя жив, он хочет, чтобы вы спаслись; если он погиб, он хотел, чтобы вы уцелели. Почему вы медлите и не убегаете?" Мы ответили, что не допустим и мысли о своем спасении, не зная, жив ли дядя. Не медля больше, он кидается вперед, стремясь убежать от опасности. Вскоре эта туча опускается к земле и накрывает море. Она опоясала и скрыла Капри, унесла из виду Мизенский мыс. Тогда мать просит, уговаривает, приказывает, чтобы я убежал: для юноши это возможно; она, отягощенная годами и болезнями, спокойно умрет, зная, что не была причиной моей смерти. Я ответил, что спасусь только вместе с ней; беру ее под руку и заставляю прибавить шагу. Она повинуется неохотно и упрекает себя за то, что задерживает меня. Падает пепел, еще редкий. Я оглядываюсь назад: густой черный туман, потоком расстилающийся по земле, настигал нас. "Свернем в сторону, - говорю я, - пока видно, чтобы нас, если мы упадем на дороге, не раздавила идущая сзади толпа". Мы не успели оглянуться - вокруг наступила ночь, не похожая на безлунную или облачную: так темно бывает только в запертом помещении при потушенных огнях. Слышны были женские вопли, детский писк и крик мужчин; одни окликали родителей, другие детей или жен и старались узнать их по голосам. Одни оплакивали свою гибель, другие гибель близких; некоторые в страхе перед смертью молили о смерти; многие воздевали руки к богам; большинство объясняло, что нигде и никаких богов нет, и для мира это последняя вечная ночь. Были люди, которые добавляли к действительной опасности вымышленные, мнимые ужасы. Говорили, что в Мизене то-то рухнуло, то-то горит. Это была неправда, но вестям верили. Немного посветлело, но это был не рассвет, а отблеск приближавшегося огня. Огонь остановился вдали; опять темнота, опять пепел, густой и тяжелый. Мы все время вставали и стряхивали его; иначе нас засыпало бы и раздавило под его тяжестью. Могу похвалиться: среди такой опасности у меня не вырвалось ни одного стона, ни одного жалкого слова; я только думал, что я гибну вместе со всеми и все со, мной, бедным, гибнет: великое утешение в смертной участи."

    Top